«Каков женишок, таков его и сапожок»
Слово обувь знакомо всем славянским языкам и в русской письменности известно по самым древним текстам. Оно обозначало самые разные типы изделий, надеваемых на ноги, и даже служило счетной единицей при перечислении обуви. Так, в Устюжской таможенной книге за 1650 г. записано: «...65 обувей сапог телятинных больших да малья пятеры обуви». В Тверской таможенной книге 1675 г. по обуви считали и другие предметы: «Явил уломец Петр Тимофеев тысячю обувеи сох с присошками... пятдесят обувеи сапогов».
Вторым по частоте употребления в старом русском языке было слово обутка или обуток. И прежде всего в северных местах. В одной вологодской челобитной за 1645 г. рассказывается о несчастной доле женщины, выданной замуж в дальнюю деревню: «Тот Лазарь и свекор ея Григорей не кормят хлебом и одежи и обутки на нея не кладут. А нынечи тот ея муж Лазарь сшел безвестно и хлеба и соли и одежи и обуви на нея не оставил». Важское обувок и северо-восточное обуй, обуя — из разговорной речи. В книжной же встречались наименования обувение, обутель, обуща.
Детскую обувь малых размеров на Севере называли малье. А вот у других размеров такого специального слова не было.
Лапти — обувь, плетенная из коры деревьев. Упоминание о лапотниках, то есть о людях, которые их носили, встречается в «Повести временных лет» под 985 г. Значит, можно предположить, что слово это появилось в древнерусский период, хотя в текстах лапоть фиксируется с XIV в. Значение лаптей для крестьян и работного люда России часто преувеличивается, хотя их действительно носил и в московский период на всей русской территории.
По материалу они делились на лычные и липовые, по размеру — на малые и большие. А как изготовлялись? Об этом пословицы рассказывают: «Аз не вяз и содрав лыко не сплести лаптей»; «Лапти сплел да и концы схоронил»; «Кошира в рогожи нас обшила, а Тула в лапти обула». Лапти были рабочей обувью, только крайняя бедность принуждала носить их постоянно. Поэтому в письменности сапоги выступают как символ обеспеченности, а лапти — знак бедности, как, например, в челобитной из Калуги за XVII век.: «Ужо де здес и иконик станет лапти плести и я то вижу над собою что ис сапогов в лапти обуваюсь». Или вот выдержка из посольской речи, записанной в 1656 г.: «Похотят великому государю служить, и им де всем будет ходить в лаптех и в онучах, а будет де они похотят служить крымскому хану, и они де учнут носить платье цветное и ходить в сафьяновых сапогах». «А ты, душе, много ли имеешь при них? Разве мешок да горшок, а третье — лапти на ногах»,— сказано в Житии протопопа Аввакума. Выражение «отец твой лаптем щи хлебал» по указу о бесчестьях 1700 г считалось в ту пору одним из самых сильных оскорблений.
В Сольвычегодске для обозначения пары лаптей употреблялось сочетание лапти дружки.
Лыченицы, упомянутые в «Молении Даниила Заточника»,— тоже лапти: «Лучше бы ми ноги своя видети в лыченицы в дому твоем нежели в черлене сапозе в боярстем дворе». Известный историк языка Ф. П. Филин считал, что это название пришло в наш язык из польского.
Лапти, сплетенные из конского волоса, назывались волосяники, их носили в Тихвине, Вологде, Ярославле, но делали их исключительно в Ярославле. Правда, в XIX в. волосяники стали носить и в других местах.
Берестяники плели из бересты. Может быть, они впервые появились в Вологде? Само название известно только по вологодским приходо-расходным книгам 1664—1665 гг.: « Купил три кошеля сеных да трои ступни берестеников дал два алтына»; «Купил лаптей берестеников тритцетеры». Зато в национальный период замечены в вятских, ярославских, владимирских, псковских и смоленских деревнях. В Костроме славились свои, изготовленные по особой технологии: пятерики и шестерики.
Факты говорят о том, что в старорусский период по сравнению с более поздним временем в ходу было немного названий лаптей, что косвенно свидетельствует о меньшей значимости в тот период этой обуви, Аналогичный вывод на основе результатов археологических раскопок делают А. В. Арциховский и М. М. Громов. Лаптей найдено всего-то несколько штук, а вот кожаной обуви — тысячи и тысячи.
Чем же вызвана острая потребности в лаптях, скажем, в начале нашего столетия? Нуждой! Неравенство в крестьянской среде, обнищание русской деревни нарастали. Чуть беднее человек — не носить ему дорогой добротной обуви. А лапти плести — привычное дело для крестьянина. Вот и появлялись у него обутки из одного сырья — лыка. Самая дешевая обувь из рабочей превратилась в повседневную, а в центральных промышленных и черноземных областях — даже в праздничную и обрядовую. Специалисты вообще отмечают в XIX — начале XX в. значительное число разновидностей лаптей. Например, на Вологодчине были известны липовики, шоптаники, ошеметки, востроносики, тупоносики, упаки.
Самой многочисленной находкой после керамики на раскопках в Новгороде являются изделия из кожи. Среди них — обувь разнообразных моделей, в том числе и сапоги. Не только в городах, но и в деревнях почти все древнерусское население уже было обуто в кожу. Слово сапог зафиксировано в древнейших русских текстах; оно, как считают, заимствовано из иранских языков.
Шили сапоги разные по форме, но долгое время — на одну колодку. Кривые и полукривые (то есть отдельные для левой и правой ноги), да еще украшенные подвязками, носили только женщины. Если подобные сапоги или башмаки обували мужчины, это вызывало всеобщее осуждение: «Тот дьяк живет не по монастырскому чину: ходит в церков в кривых башмаках а сапоги носит с подвяски». Эта цитата взята из челобитной Вологодского уезда 1671 г. Местные особенности в покрое сапог, как и другой обуви, сразу замечались: «сапоги немецкие», «сапоги на сысольскую руку», «польские сапоги», «сапоги могилевской работы». Различались они и так: мужские, женские и детские. Ловчие и баламутные годились для охоты и рыбной ловли, дорожные — для поездок. А у царских банщиков были даже мовные сапоги.
Сапоги, сшитые из целого куска кожи, важане называли исцеловыми. На Вологодчине сапоги из свиной кожи с неопаленной щетиной именовали ошетнями.
Давно стали известны притачки, которые были сшиты тачным швом — встык, вплотную. Их носили на работу, а также в ненастную погоду. С 1583 г. фиксируется в текстах слово притачки, оно было в ходу на западной и севернорусской территориях, а затем распространялось до Рязани. С того же времени известны и пришвы — сапоги с пришивныгми голенищами. Вот пример из расходной книги Корельского монастыря 1563 г.: «Сапожник: шыл трои сапоги ловчия изцелныя, пришвы ловчия да двои изцелные красные да белые, да десятеры пришвы». Пришитками называли такие сапоги в Великом Новгороде, Тихвине, на реке Онеге и в нижнем Подвинье.
Названия подшивки и подшитки указывали на способ соединения деталей при изготовлении сапог. Это тоже северные слова. Сапоги с пришитыми головками, естественно, именовали сапоги головы, а обувь с долгими голенищами, которую носили рыбаки, — долгарями.
Единственное наименование по цвету материала отмечено в московском судном деле 1639 г.: «Наряжу де я курку свою гречанку в желтые сапоги да в шупку... да и сама де царица недорога знали ее коли она хаживала в жолтиках». Желтики — старинное название простых женских чеботов.
Рабочая обувь уледи (уледни) шилась из дубленой или просмоленной кожи. Широкие их голенища прижимались к ногам ременными оборами. Уледи носили только на севере России и Сибири. Само название, вероятно, усвоено из языка коми.
Грубая обувь из сыромятной кожи, или упаки,— тоже примета севернорусского быта. Упаками называли вообще любую грубую и неуклюжую обувь. В словарике, составленном в Великом Устюге в 1757 г., упаки толкуется как «уледи, обутки из сырой кожи». Название упаки — финское, а вот упани образовано из упаки под влиянием русских слов бродни, ступни.
Сходна с упаками по покрою и назначению обувь, которую носили в районе Валдая и Торжка,— ходаки. Их похожесть подчеркнута смысловым сближением названий в следующем отрывке из судебного дела, рассмотренного в Торжке в 1699 г.: «Приехал к ним в деревню с Белой горы старец, а как ему имя, того он не ведает, и сказал той деревни всем жителям: лежат де подле дороги упоки да кафтан, а человека никого не видать, и он де Федка да Якимко Петров по его старцовым словам, где он им сказал, ходили искать и на пустоши де Иванкове подле дороги нашли кафтан его Демкин синей да ходоки да бердыш и тот де кафтан и ходоки в лесу они схоронили». Слово ходаки известно было и в украинском языке, до сих пор существует в русских народных говорах.
В московских актах зафиксирован полонизм чижмы — название вытяжных сапожек турецкого покроя. Чижмы носили южные и западные славяне, россиянам они не пришлись по вкусу.
Основное название обуви без голенищ — башмак заимствовано у тюркских: народов. Башмаки различались мужские и женские, а по материалу: телятинные, козловые, сафьянные или бархатные. В старой Руси любили цветные башмаки: красные, алые, лазоревые, желтые, рудожелтые. По особенностям покроя выделялись прямые и кривые, немецкие, на азовское дело, на мужское дело и т. п. Первое упоминание о башмаках относится к началу XVI в., а в первой половине XVII в. они отмечаются только в перечне обуви состоятельных людей. Во второй половине столетия башмаки начинают носить люди всех сословий, но в основном — горожане.
Тюркское по происхождению чебот (1489) обозначало глубокий башмак на каблуках с острыми, загнутыми вверх носками. Предназначалась эта обувь и для мужчин, и женщин, и детей. Шили чеботы из бархата, сафьяна, атласа, то есть из дорогих материалов и исключительно для царской семьи. Государь и его родня надевали их только затем, чтобы по комнатам ходить. А выходной комплект состоял из исподней мягкой обуви и башмаков с жесткой подошвой. Поэтому мало кто знал чеботы, а значит, и название «привилегированной» обуви, хотя оно вошло в русский язык раньше, чем башмак. А вот в украинском языке донационального периода было известно гораздо шире, так как обозначало любую «добротную мужскую и женскую обувь с долгими голенищами».
Разновидностью кожаных башмаков или полусапожек, иногда с опушкой, были коты, порой имеющие и голенища. Самоназвание заимствовано из коми языка и фиксируется с начала XVII в. Известно лишь в Сибири и на севере России. Вначале коты носили мужчины, а в конце XVII в. на среднерусской территории и даже на юге они становятся преимущественно женскими. В словарях XVIII в. котами называют уже крестьянскую обувь — тип башмаков с высокими передками, обтянутыми ремнями.
Чарки — тоже из башмаков. Первые упоминания о них относятся ко второй четверти XVII в., вначале — в мангазейских таможенных книгах, а затем — в великоустюжских, холмогорских, сольвычегодских, якутских и томских источниках. Кстати, в якутском языке чарки — название женских замшевых торбасов (обуви без голенищ). Вариант чарыки мог быть заимствован и из южных тюркских языков. Для южнорусской и среднерусской зоны чарки так и остались малоизвестными. Зато в севернорусских областях их знают очень хорошо.
Дважды заимствовали русские тюркское слово чирики: вначале как название единицы измерения, равной русской четверти (XV в.), а затем (первая половина XVI в) как название мягкой обуви без голенищ из сафьяна или другой кожи. Правда, слово осталось лишь донским диалектизмом, но некоторое время существовали его производные чирки, чиры.
Сказочные черевики — из славянских слов. Эта обувь имела высокий подъем и каблуки, а пошивали ее из тонкой шкуры, снятой с живота зверя. В старорусский период это название экзотической обуви употребляется редко, но к XIX в. под влиянием украинского языка чуть активизируется в русском.
Чеботы, черевики хоть и добротными были, да мало кто их знал. Нашим предкам больше известны ступни — невысокие башма ки для улицы, для дальних походов. Из коки нерпы, овцы, теленка. Их обували реже, чем сапоги, но обувь эта жила все-таки долго. Начиная с XVIII в., ступни из кожи начинают носить женщины на Севере и в Подмосковье. В остальных же местах так называли рабочую обувь из бересты или лыка.
А вот еще одно экзотическое слово — ичетыги. Это исподняя обувь из мягкой кожи или ткани тоже для дома, а знатные люди их надевали при выходе под башмаки. Барановые же были в ходу у простолюдинов. Название ичетыги взято у тюркских народов. Оно плохо приживалось в русском языке, поэтому имело много вариантов: иточиги, итычиги, иточеги, ичеготы, ичедоги, ичедоки, ичедыги, ичетоги, ичитоги, ичотоги, ичетыги, ичитыги, ичиги, точеги, чедоги, чедыги.
У наших предков была и специальная рабочая обувь. Простая повседневная без голенищ или с короткими голенищами — это бахилы. Название не было закреплено за каким-то одним типом обуви. Кстати, Разин был везен на казнь, как сообщает очевидец, «в кафтанишке в черном в сермяжном да в чюлках белых, да в бахилках в салдацких». Бахилы до сих пор носят жители сел.
Рабочая обувь в зависимости от климатической зоны и хозяйственных занятий населения отличалась на разных территориях своим внешним видом. В Московской Руси особенно были популярны поршни — башмаки, гнутые из одного или двух кусков кожи, которые привязывали к ноге ремнями. Обувь эта была настолько привычной для северян, что в 1641 г. вологодский архиепископ был вынужден издать распоряжение: «Досмотреть у попов и заказ им учинити чтобы им сырых их коровьях поршен не носити и в таких поршнях в церковь в олтарь не ходить и о том заказывати старостам церковным накрепко оне ходят в таких скверных обущах во святилище». Поршни не и мели каблуков, их делали из сырой или дубленой кожи, пропитывали ворванью, голенища опушивали. Обувались они на чулки. Привязывались бечевками. В каждом месте они имели свои особенности в покрое, что отражено в названиях «поршни каргопольские — каргополы», «карельские», «стречни». В поршнях работали на коровьих дворах, в поварнях, на соляных промыслах. Их носили в ненастную погоду, в них ходили в лес. У бедноты это — повседневная обувь. «Ерема в лаптях, Фома в поршнях» — так выглядела обувь героев «Повести о Фоме и Ереме».
Известно, что на Соловках поршнями называли и куски кожи, заготовленные для шитья обуви. Происхождение самого слова окончательно не выяснено. Одни связывают его с порт 'лоскут', другие с диалектньим словом порхлый 'рыхлый, мягкий', третьи — с глаголом рушати 'двигать'. Но если учесть, что первоначально слово отмечается лишь на северо-востоке европейской части России, в зоне активных контактов русских с финно-угорскими аборигенами, то можно думать, что обувь, сшитую из свиных грубо выделанных кож, русские переняли у финнов или коми, в языке которых поре имеет значение 'свинья, поросенок'. Из-за жесткости материала и особого способа крепления на ноге поршни имели неразгибающиеся складки — морщины. Отсюда ее русское название моршень. Правда, можно считать по-другому: допустима аналогия со словом морх 'кисть', поскольку моршни имели завязки — кисти. Несомненна взаимосвязь слов поршень и моршень. В данном случае именно моршень, как появившееся раньше (имя собственное Моршень известно со второй половины XIII в.), определило структуру слова поршень. Таким образом, одна и та же обувь получила два разных названия, хотя внешний вид, назначение и даже цена поршен и моршен совпадали. Об этом свидетельствует выписка из «расходной книги Важского Богословского монастыря за 1599 г.: «Купил четверы моршни нешытие дал 3 алтына 3 денгою». В дальнейшем слово моршень как название обуви утрачивается, а поршень в народных говорах употребляется до сих пор.
Пока остается загадочным слово скрешни, которое встретилось в актах Корнильево-Комельского монастыря, а в национальный период известно в костромских говорах как название обуви, сделанной из старых сапог, у которых обрезаны голенища. В. И. Даль считал, что скрешни — от скроботати, то есть стучать, шаркать, но от скроботати образовано более правильное скроботень. Так в калининских местах называют определенный вид обуви. Может быть, скрешни — от слова скрещивать. При таком способе шитья края кожи накладываются один на другой, скрещиваются и прошиваются сквозным швом.
Близкое к рассмотренному на именование стречни — стрешни образовано от встретить, встречный (в говорах стречный, стрешный). Слово указывает на способ изготовления обуви: края кожи сдвигаются навстречу друг другу и пришиваются встречным швом. Стречни и стреченки носили на севере России, что подтверждает и приходо-расходная книга вологодского архиепископа за 1632 г.: «Купил малому Еске поршни стречежки». И приходо-расходная книга Онежского монастыря за 1665 г.: «Две кожицы дубленные яловечьи неболшие и из них выкроены шестеры стречни».
Древнее слово скорни — от скора 'шкура, мех'. В русском языке скорни употреблялось лишь в старом Ростове. Вот какая запись найдена в переписной книге Ростова Великого за вторую половину XVII в.: «Дворишко бобыля Тимошки Иванова сына Недошивина подшивает скорни». Более известно оно в старопольском и староукраинском языках, в болгарском скорнями и сейчас называют сапоги.
Простые люди северных окраин, как и дворцовая знать, для тепла носили сразу по две пары обуви. Верхняя — это каньги из оленьих шкур с мягкой подошвой. Название заимствовано из угро-финских языков, а встречается оно в севернорусских источниках с конца XVI в. В «Словаре Академии Российской» канги — кеньги описаны следующим образом: «...зимняя из кожи с шерстью обувь, которая внутри подпушена мехом или байкою, похожая на коты и надеваемая для тепла сверх башмаков или сапогов».
Многие названия обуви живут уже давно в народном языке: боты — с XVII в., выступни — с начала XVI в., плесницы — с XIII в., хотя и употребляются в настоящее время редко. Интерес среди подобных наименований представляет слово калиги, заимствованное из латинского. Оно обозначает погребальную обувь, изредка калиги носили монахи и священники. Слово появилось в XII в. В национальный период в Подмосковье, а также в калининских и ярославских местах название калиги перешло на крестьянскую обувь из кожи или бересты. В псковских и тверских деревнях в старое время носили курпы — мужские грубые башмаки или пеньковые лапти. Название усвоено из балтийских языков через польское посредство в конце XVII в.
В самом конце XVII в. в русских текстах появляется слово туфли, проникшее из немецкого языка.
Теперь — о специальной меховой обуви, которая была известна лишь там, где царствуют жестокие холода.
Наиболее знакомы пимы, заимствованные вместе с названием у тунгусов, ненцев, или самоедов. Эти меховые сапоги из оленьей шкуры шерстью наружу в старину носили в Подвинье, за Уралом и в Сибири. Вот как описывается одеяние якута в актах XVII в.: «На нем Звероуме шуба тунгуская сабачья с рукавами, на ногах пимы». Позднее пимами стали именовать и валяную обувь.
Торбосы — якутское слово. Так называли высокие сапоги из любой шкуры мехом наружу. На архангельском побережье Белого моря во второй половине XVI в. носили яры-сапоги, сшитые вместе со штанами. На изготовление их шли оленьи камасы. Лопари носили такую одежду еще в начале нашего века.
Слово унты отмечается с начала XVII в. в холмогорских, тихвинских и нерчинских бумагах. Сейчас оно употребляется повсеместно.
А когда появилась валяная обувь? Все сведения говорят о том, что до XVIII в. ее еще не было. Во-первых, слова валенки, катаники не фиксируются в исторических словарях русского языка, не упоминаются в научных работах по исторической лексикологии. Во-вторых, они не упоминаются в исторических документах. Уникальным можно считать поэтому пример из платяной книги Спасо-Прилуцкого монастыря за 1627 г.: «Дал старцу Галахтиону катаников». Но это только один пример! Сейчас катаники в смысле «валенки» употребляются в севернорусских и сибирских говорах, а валенки является литературным словом.
Рассмотрим теперь некоторые названия исподних оберток, а также меховых и вязаных исподних одеяний на ноги.
Слово онуча возникло у славян в дописьменную эпоху, образовано от слова нудить, нутить 'стеснять, угнетать'. Носили онучи вместе с чулками. Их применение известно с XIV в. До этого онуча обозначало любую обувь.
Ногавицы — поколенные чулки. Вот описание одежды важского крестьянина по судному делу 1612 г.: «На Петре платья: одет зипуном белым, подержан в полдержь, а зипун овечей, да ногавицы на ногах овечьи белые в пол держаны, рубашка и портки конопляные». Портки и штаны в ту пору были короткими, до середины голени. Причем они сужались книзу, поэтому прямо на них до колен или выше надевались ногавицы, на которые потом наматывались онучи и надевалась обувь. Носили их чаще монахи, иногда крестьяне и знать.
Слово чулки стало известно только в XVI в., но быстро распространилось в языке, поскольку сам предмет был удобен для носкя и прост в изготовлении: чулки были шитыми, а чаще вязаными. С появлением слова чулок и ногавицы стали чаще называть этим тюркским наименованием. Чулок вытеснило и старорусское обозначение копытце. Это — вязаные короткие одеяния на ноги. Чулки русского производства, преимущественно вязаные, носили больше на Севере. Привозные из шелка и другой ткани доставлялись из Германии и Англии во дворцы московской знати. Известны и меховые чулки.
Более древними по времени употребления чем чулок, являются названия, возникшие на русской почве путем метафорического переноса по сходству формы: копытце, или великоустюгское прикопытье. Позднее слово изменилось в прикопотки или прикопутки, но на востоке Вологодской области до сих пор сохраняются прикопытки — шерстяные и оски до щиколоток. Если прикопытье обозначало чулки без голяшек, то полуголенки и паголенки (от голень) имело значение 'чулки без ступни'.
Короткие чулки знати называли полонизмом шкарпетки. В русском просторечии XVII в. более распространено карпетка. В «Словаре Академии Российской» дано такое толкование: 'носок вязаной или сшитой из холста, из замши, надеваемый на ногу сверх чулок так, чтобы из-под башмаков не можно было его видеть'. Карпетками сейчас в говорах называют различные типы чулок или онуч.
И еще один вид чулок — панчохи. Впервые они появились в Курске и Смоленске. Жители этих городов переняли их от поляков и украинцев. Это — мужская и женская обувь из ткани. Надевается на колени. В польском и украинском языках название существует с XVI в., в русском — с середины XVII столетия. Сейчас панчохами называются обертки на ноги, чулки и даже валенки.
...На все случаи жизни, на разную погоду наши предки придумывали и шили свою обувь. Кое-что перенимали у других народов. Менялась мода — менялись названия. Они жили вместе. Самые необходимые известны и по сей день. Выходит, быль остается явью.
